Land of a Thousand Fables |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Land of a Thousand Fables » darkside » neverwhere
NEVERWHERE
• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • september 2106 • district ii
pandora sutton, byron hardcastle • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •
“Everything is going to be normal again. |
Пандора находит прошлое своеобразно очаровательным.
Аналоговым, как говорит иногда её помощник Тайтес, для которого весь не уместившийся в пределы его собственной жизни мир – аналоговый. Иными словами, совершенно не тот, к которому он привык.
Аналоговый мир из двадцать второго века выглядит обманчиво привлекательным набором исключительно приятных воспоминаний: Пандора помнит, запахи, кружившие по дому её детства; старые чёрно-белые фотографии, с которых ей улыбалась бабушка, пережившая Холокост и так и не узнавшая, что смерти на самом деле нет, если захотеть; вкус дешёвого шоколада; дребезжащий телефонный звонок; ощущение, что мир наконец начал двигаться быстрее, когда в её ладони оказался первый айфон; шелест страниц журнала с её первой статьёй по фармакогеномике – дорогая типография, плотная бумага, приятное ощущение, замирающее на кончиках пальцев.
Мир, в котором Пандора выросла и повзрослела, за почти столетие раздробился на множество маленьких воспоминаний – так, словно кто-то задел стекло, и по нему пробежали трещины, разделившие поверхность на много-много отдельных, разграниченных кусочков. Хотелось бы найти этому красивое сравнение из прошлого. Сказать: как стёклышки в калейдоскопе, или как осколки разбитого зеркала, как разноцветные леденцы из детства, или как девчоночьи вырезки из глянцевых журналов. Но в действительности ничего красивого в том, как память со временем выглаживает воспоминания, нет: даже потрескавшееся, но не разбившееся, стекло – это слишком щедрая метафора, потому что на самом деле то, что она помнит, — не более чем привязавшиеся к ней красивые картинки, большей частью существующие только в её голове, на которых уже выцвели и исчезли почти все неудобные подробности и всё, что Пандоре Саттон, жене Лазаря, не нравилось помнить о прошлом. И всё же.
И всё же прошлое во всём этом было своеобразно очаровательным. И ещё – важным. Пандора точно не могла вспомнить, когда впервые начала оглядываться назад и что-то там, позади, выискивать. Может быть, когда родилась Веро. Или когда случилось то, что случилось, с Леонор. А может, гораздо раньше, пока Роберто ещё был маленьким, и Пандоре приходилось оборачиваться назад по привычке – просто чтобы посмотреть, что делали другие матери со своими детьми до неё, потому что в то время проблемы тоже ещё были аналоговыми, притом в буквальном смысле, и разрыв между ней и её матерью, между её матерью и её бабушкой всё ещё казался допустимо небольшим. Потом разрыв постепенно увеличивался и увеличивался, чтобы в конце концов и вовсе превратиться в пропасть: было, конечно, приятно думать, что люди не особенно изменились за истекшие сто, сто пятьдесят, даже двести лет, но это была всего лишь утешительная иллюзия. Большая часть людей изменилась, чтобы выжить. Не изменились только те, кто мог себе это позволить. Или тот, кто выжить и не пытался.
Всё тот же Тайтес принёс Пандоре способ оглянуться в аналоговое прошлое с помощью современных технологий. Студия «Two to Tango» или «3Т». VR, безопасное, кастомизированное, сконструированное для каждого пользователя прошлое с приятным интерфейсом и (почти) безграничными возможностями. Отзывы показались убедительными, технологии и обещания приватности – надёжными. А кастомизированное прошлое – в буквальном смысле ожившими картинками перед глазами.
Вот только, как выяснилось уже очень скоро, делегировать кастомизацию помощникам было в высшей степени неразумным поведением. Пандоре в целом не очень нравилось чрезмерное делегирование задач, за которыми в студии 3Т стояли, вероятно, лень, неуважение или неуверенность в себе, но не ей было судить мистера Хардкасла. Возможно, он доверял своему болтливому и гиперактивному помощнику больше, чем она.
Значит, Лувр… Лувр какого, говорите, года? 2019? Отлично. Так-так-так… Я пришлю вам референсы на согласование… Или погодите! Галереи! Здание! Давайте посмотрим, что у нас уже есть…
Пандора готова была признать, что референсы, которые у 3Т уже имелись, ей понравились. Понравились настолько, что 2019, о котором она просила, просто наугад назвав первую пришедшую на ум цифру, вспомнился ей в самых ярких, самых неожиданных подробностях. Как всё, что возрастом перебрало почти за столетие, 2019 помнился ей отрывками и мелкими трещинками, между которыми годы оставляли всё больше ничем не заполненного пространства. Пространства, которое обещала заполнить студия Хардкасла.
И заполнила. Притом удивительно неожиданным образом.
Первое, что Пандора увидела в «Лувр2019», была очередь. Огромная очередь, которая начиналась ещё на лестнице и уходила куда-то в бесконечность. Это что, шутка? Пандора, признаться, отвыкла от того, что с ней шутили. И от некачественного сервиса. Отвыкла настолько, что даже не дала знак, чтобы остановить сценарий.
Пандора медленно пошла вдоль очереди, выискивая в ней какой-нибудь брак: какую-то хитро припрятанную ложь, которая помогла бы отличить реальность от сценария, какую-то намеренно запрятанную погрешность. Но чужое нетерпеливое многоголосье было воссоздано удивительно – даже обезоруживающе – точно. Заплакал ребёнок. Заторопилась к нему женщина, отошедшая за буклетом с картой. Недовольно проворчал что-то пожилой мужчина. Хихикали о чём-то своём две девчонки с большими рюкзаками.
Это было странное прошлое. Такое, о котором Пандора вообще ничего не помнила. Она так долго жила в мире, в котором иногда довольно было только протянуть руку, чтобы получить желаемое за секунду, что бесконечная очередь, которая, как река в море, выплёскивалась в просторную галерею, словно пощечину дала. Бросила в лицо россыпь всего того, что давным-давно не существовало, а здесь было – жило, дышало, использовалось. Разные языки, бумажные карты, путеводители, запах книг и краски, взвесь пыли в спёртом воздухе… Пандора шла вперёд, сама не зная точно, зачем она идёт и что рассчитывает найти. Смотрела она на людей, хотя планировала – на картины. Сценарий нужен был, чтобы побродить среди неживого прошлого: того, часть которого Пандора заперла в вакуумных боксах своей коллекции. В итоге Пандора бродила среди людей. Но сценарий всё-таки остановила. Сама, правда, не до конца определилась, почему: потому что это было совершенно не то, о чём она просила, или потому что это было как-то странно и болезненно то, что ей было нужно.
В тот раз она ушла, коротко и скупо попрощавшись и оставив Тайтеса разбираться с помощником Хардкасла. В тот раз Пандоре показалось, что в 3Т она точно никогда не вернётся – она была не из тех, кто бесконечно даёт шансы сфере обслуживания. И всё же.
И всё же Пандора вернулась. На этот раз, правда, без Тайтеса и лично к мистеру Хардкаслу.
На ресепшен на первом этаже её встретил ИИ, любезно сообщивший, что он, Кодзима, рад приветствовать миссис Саттон в студии «Two to Tango», и да, разумеется, мистер Хардкасл на месте, в своём кабинете, вы что-то ещё же…
Пандора, конечно, желала много чего. Но для начала – просто разговора. Она поднялась на второй этаж, прошла мимо стола помощника Хардкасла, остановив его коротким властным жестом, и, постучав единственный раз ради соблюдения протокола, вошла в кабинет.
— Мистер Хардкасл, если бы я хотела заплатить несуразно огромную сумму денег за то, чтобы просто стоять в очереди с половиной Китая, я бы сделала это сто лет назад, — вместо приветствия сказала Пандора, входя в кабинет Хардкасла.
С момента, как они с Кло основали «Two to Tango», Байрон, казалось, никогда по-настоящему не жил в Детройте. Его оболочка гуляла по здешним улицам, но сознанием Хардкасл блуждал по множеству миров, которые оживали в стенах «3Т». В отличие от того, во что превратился новый мир, в тех, других вселенных Байрону было очевидно происходящее.
Услуга, позволявшая воплотить чужие фантазии в формате виртуальной реальности, была детищем Хардкасла, и он долгое время отказывался делиться; скрупулезно вёл заинтересованных клиентов, прикладывая нечеловеческое внимание к деталям, пока не довёл себя тем самым до пресловутой остановки сердца, вынудившей Байрона сменить оболочку. Чужая оболочка, выданная правительством, – которой Эл мог бы избежать, но того не захотел, – потребовала некоторого времени для адаптации, что вынудило Хардкасла столкнуться с самым страшным монстром любого начальника-перфекциониста – с делегированием, и он отдался на волю судьбы. Нехотя. Байрон знал, что будь Кло жива, ему бы не сошло подобное поведение с рук; но его со-основателя больше не было рядом. От неё остался лишь мерцающий диск – неповреждённый эон, который Байрон, несмотря на запрет Кло о своём воскрешении, хранил как зеницу ока. Ностальгия, вне сомнений, была в числе его пороков. Пороки же, особенно чужие, оказались изрядно прибыльным бизнесом.
Ему, несомненно, стоило бы заняться проектом Пандоры Саттон лично, но Кодзима, шелестя своим программным кодом, повторял, что Байрону следовало доверять людям. Тем более, что проект Пандоры Саттон, супруги Лазаря – «нового Бога» их высоко технологического, лишённого какой-либо веры мира, – не выглядел сложным. Скорее, наоборот: казался слишком человеческим. Когда прочие клиенты пытались вернуть к жизни близких, заказывая персонализированные программы, Пандора Саттон не просила о многом. Хардкасл был уверен, что Стивен, толковый молодой человек в его клиентском отделе, справился бы с мимолётной прихотью «миссис Лазарь» – прогулкой по забытому временем Лувру. Клиент был адекватен, а материалов о Париже начала двадцать первого века – предостаточно. Разве что-то могло пойти не так?
Разглядывая длинную туристическую очередь в «Лувре2019» уже после того, как Стивен, проведя демонстрацию, робко поведал своему начальнику о необычайно молчаливом поведении «Первой леди» Детройта во время минувшей встречи, Байрону было и смешно и грустно. С одной стороны, было видно, что работа была произведена колоссальная: суету тех лет, ещё до коронавирусной инфекции, было не отличить от реальности. С другой стороны, Хардкасл подозревал, что не об этом просила Пандора, прося о виртуальном путешествии в Париж.
«Дети; они всего лишь дети», напомнил себе Байрон, отправив Стивена обратно, на его рабочее место; Стивена, которому было от силы двадцать пять; которому не довелось переворачивать печатные страницы книг или помнить, как гласило старое латинское высказывание, о смерти. Стивен не жил в аналоговом мире и не знал его аналоговых проблем. Последнее, что стоило доверять Стивену – это прошлое, которого у него никогда не было.
Когда вскоре Пандора Саттон объявилась на пороге его кабинета, Байрон не удивился. Возможно, впрочем, удивился совсем немного: он не сомневался, что ученая предпочтёт больше не обращаться за услугами «3Т», но случилось чудо. Не даром «Two to Tango», вероятно, была последним местом на земле, где люди всё ещё делали вид, что верили в волшебство.
Байрон отошёл от стола и рабочей панели, с помощью которой заканчивал код для одной из последних программ. Уловив настроение Пандоры, Кодзима, подключённый к системе управления офисом, прикрыл за гостьей дверь.
Эл сдержал улыбку в ответ на красочное описание Саттон того, что сталось с проектом «Лувр2019» – точнее рассказать об этом безобразии было нельзя.
– Согласитесь, однако, что сама очередь, а также половина Китая были выполнены выше всяких похвал, – миролюбиво заметил, не сдержавшись, Хардкасл, пусть подозревал, что под его ногами должна была разверзнуться Геенна Огненная за подобные выходки. Тем более, что Пандора, очевидно, была расстроена.
Байрон стал серьёзнее, растеряв любой намёк на игривость.
– Миссис Саттон, – спокойно произнёс Хардкасл, – спасибо, что вы вернулись в «3Т». Мне стоило связаться с вами раньше.
Кодзима, снова сыграв на опережение, оценил конфиденциальность разговора и включил мягкую подсветку стен кабинета Байрона, не позволяя прочим пытливым умам узнать, что происходило внутри.
– Присядете? – предложил Хардкасл, указывая в сторону двух кресел в стороне от его рабочего стола. На полках, стоящих вдоль стен, была со вкусом разложена всякая всячина, в том числе и редкие реликвии прошедших лет – к примеру, библиотечная копия печатного издания «Сияния» Стивена Кинга, и несколько дисков линейки игр «Resident Evil», которые было больше не на чем воспроизводить.
– И мы сможем обсудить то, что вас волнует, – примирительно сказал Байрон.
Мягкая подсветка стен скрыла разговор от посторонних глаз буквально в ту секунду, когда за Пандорой закрылась дверь кабинета. Это был разумный и привычный манёвр – многие, вероятно, хотели бы, чтобы о визите к ним Пандоры Саттон узнало как можно больше людей, но находились и те, кто всё ещё ценил атмосферу старого доброго разговора тет-а-тет, когда всё, что происходило за закрытой дверью, можно было оставить на откуп чужого (а при необходимости и собственного) воображения. Бездоказательные личные встречи – это страшное оружие в умелых руках. Пандора и сама предпочитала выбирать его, если ей вообще приходилось выбирать.
Пандора прошла в кабинет, мимоходом скользнув взглядом по полкам вдоль стен. Прекрасные артефакты стершегося в труху мира: бумажные книги, диски в пластиковых прямоугольных коробочках, фигурки с истершейся краской – интересно, сколько здесь в самом деле Байрона Хардкасла? Настоящего человека, стоящего за студией «3Т», а не её владельца, который создал своё идеальное пространство, – как очередной сценарий – чтобы манипулировать восприятием посетителя. Казаться, а не быть – это же один из ключевых принципов выживания, разве нет? Fake it till you make it, так раньше говорили. А теперь мир упростился настолько, что вторую половину можно выкинуть без особых потерь: fake it, и точка.
Замечание Хардкасла застало Пандору у самого кресла. Она вскинула бровь, намереваясь на том и остановиться, — на привычной демонстрации сдержанного, миролюбивого неодобрения матери, столкнувшейся с шалостями ребёнка в общественном месте, — но не удержалась. По её губам всё же скользнула лёгкая, призрачная тень улыбки.
— Они были выполнены даже слишком хорошо, не спорю, — обронила она и добавила, выбирая ближайшее к ней кресло, — благодарю.
Благодарность всегда подкупала. В 2019 или 2106, люди одинаково сильно любили благодарность. Причём, как ни парадоксально, чем меньше была благодарность, тем больше из неё можно было получить. Пандора привыкла раздавать дежурные «благодарю» по необходимым поводам – дешёвый и простой способ стать чуть ближе к людям, с которыми она по разным причинам общалась. Это Грейсон мог позволить себе оставаться недосягаемым и недоступным, а Пандора предпочитала другую стратегию и пользовалась ею в той степени, которая полностью уравновешивала в семье Саттон другую чашу весов, на которой покоился Лазарь и весь выстроенный им мир.
Пандора села, закинув ногу на ногу и привычно положив на колено сцепленные в мягкий, ненапряжённый замок руки. Привычка держать руки сцепленными при незнакомцах появилась давно – одновременно с необходимостью общаться с большим количеством посторонних людей, которые, может быть, и хотели бы какого-то уместного рукопожатия или сочувственного жеста, но вынуждены были уважать её серьёзность и строгость. В одной старой книге исчезнувший не просто с лица земли, но уже и из её нутра, флорентиец писал, что лучше всего для власть имущего, когда боятся и любят одновременно, вот только любовь плохо уживается со страхом, и, уж если приходится выбирать, то надёжнее выбирать страх. Пандора усовершенствовала эту мудрость, поменяв страх на категорию благоразумной дистанции. Дистанция легко сокращалась до необходимой близости, а необходимая близость не менее легко становилась чертой отчуждения. Дистанция поддавалась контролю. А любовь Пандора берегла для близких людей, и чужой любви не доверяла.
— Ваша студия проделала большую работу, мистер Хардкасл. Увы, напрасно, — не отводя от Хардкасла взгляда, сказала Пандора.
На самом деле, она была не уверена до конца, зачем вообще пришла. Поговорить, разумеется, но о чём? Об опыте посещения Лувра 2019, который полностью совпадал с её воспоминаниями и одновременно совершенно к ним не подходил? О сценарии, который она вынуждена была просмотреть и теперь не могла понять, хотела она этого на самом деле или нет? О менеджере студии, который не справился со своей работой, потому что просто не понял, в чём состоит задача? Или понял слишком хорошо, даже лучше, чем она сама?..
Наверное, она пришла за определённостью в этом вопросе: за разговором, который мог бы помочь ей понять, как она относилась к опыту, впрыгнувшему в её жизнь с той внезапностью, от которой Пандора уже успела отвыкнуть.
И, возможно, — за помощью в интерпретации и присвоении этого опыта. «3Т», конечно, уверяли, что ценили приватность своих клиентов, но Пандора ведь и не собиралась расспрашивать о подробностях чужих сценариев. Ей просто была интересна общая статистика. Практически с научной точки зрения. Интересно, как клиенты студии в среднем реагировали на то, что видели: искали ли они только удовольствия, или ещё и катарсиса? Старались ли что-то обрести или сбегали за собственные деньги в собственный удобный мир, в котором всё было устроено по их правилам и соразмерно их желаниям и возможностям.
Эти сценарии… Это же отчасти способ обрести контроль над жизнью. По крайней мере, если судить по самой себе: до того, что случилось с дочерью, никакие сценарии ей были не нужны. Если бы ей пришло в голову воспользоваться услугами Хардкасла, Пандора бы выбрала что-то другое. Не такое далёкое прошлое. И уж точно – не то, что существовало в действительности, притом в самой простой и неизысканной форме, какую только могла приобрести реальность: в форме повседневного существования.
— Вы всегда так безжалостно и скрупулёзно воспроизводите прошлое, мистер Хардкасл? Или у вас слабость к китайским туристам и их былой вездесущности?
Пандора Саттон была человеком, привыкшим быть на виду, оттого ей приходилось скрывать поболее, чем многим. Даже в том как Первая леди выражала своё недовольство не было ни единого изъяна. Байрон был уверен, что Пандора оказывала обезоруживающее впечатление на многих, вынуждая избранных вовсе задуматься о том, чего они в самом деле стоили; вынуждая осознать, насколько они, прочие, были далеки от идеала, в образе которого представала Пандора Саттон – так что у тех, кто притворялся, не было ни единого шанса. Какая ирония, что в новом мире, пусть по разным причинам, но притворялся каждый второй. И от того улыбка, скользнувшая по губам Пандоры в ответ на мимолетную (возможно – несколько отчаянную) шутку Хардкасла, была особенно дорога Байрону.
Инженер убедился, что миссис Саттон расположилась в предложенном кресле с комфортом, стратегически дал ей время оценить содержимое полок и после этого снова заговорил.
– Мы совершили ошибку, миссис Саттон, но я сомневаюсь, что работа была проделана напрасно. По крайней мере, мы смогли выяснить часть ваших ожиданий, – заметил Байрон, присаживаясь на кресло напротив и встречая взгляд Пандоры своим. Хардкасл никогда не прятался. В своей жизни он совершил всего один грандиозный побег как от самого себя, так и от других людей, когда позволил вживить свой эон в чужую оболочку, но в остальном Байрон высоко ценил откровенные разговоры. Опыт, к тому же, показывал, что ничего не позволяло лучше завоевать сердца клиентов, как тотальная честность.
Эл не сдержал дружелюбной усмешки, когда Пандора в очередной раз припомнила вереницу китайских туристов.
– Вряд ли китайские туристы кого-либо оставляли равнодушным, – ответил Байрон в тон женщине, но быстро перешёл к делу. – Полагаю, та самая вездесущность китайских туристов произвела неизгладимое впечатление на Стивена, который в своей жизни не видел ничего подобного.
– Стивен – опытный личный менеджер, но в сравнении с нами – все ещё ребёнок. Дитя нового, если позволите, мира, которому не стоило поручать ваш проект, – открыто поделился наболевшим Байрон. Хардкасл внимательно посмотрел на Пандору. – Стивен действовал по инструкции, когда добивался болезненной точности ощущений, но вы искали не этого.
– Расскажите мне, миссис Саттон, почему вы выбрали Лувр? – вдруг спросил Байрон. – Что делает это место особенным для вас?
– Обычно люди предпочитают связывать свои виртуальные прогулки с воспоминаниями, к примеру, о дорогих им людям, но я не видел упоминания о чём-то подобном в заметках Стивена.
Хардкасл участвовал, напрямую или косвенно, в создании не одного десятка персонализированных сценариев, но редко какой вызывал у него тот же интерес, что Байрон испытывал, пытаясь вникнуть в то, что творилось в голове Пандоры Саттон. И дело было совсем не в том, что учёная была женой Лазаря. Статусы волновали Хардкасла в последнюю очередь; более того, в «3Т» старались не ставить нужды одного клиента выше другого. Отчасти это было причиной, по которой Байрон единолично не взялся за проект Пандоры Саттон с самого начала, а поручил его Стивену: запрос с виду был достаточно прост, чтобы им занялся рядовой сотрудник, и было неважно, кому он принадлежал. Или, наоборот, было чрезвычайно важно, но отнюдь не потому, что его заказчик носил фамилию «Саттон».
Хардкасл объяснял, объяснял, объяснял – оправдывался перед ней так, словно его студия ему смертельно наскучила, и он планировал вот-вот её закрыть и перебраться куда-нибудь в третий дистрикт. Иными словами – Хардкасл будто не оправдывался перед ней вовсе, а наивно верил, что за первым шансом с проектом «Лувр2019» в порядке очерёдности последуют второй, третий, четвёртый. Только за неудачи платят неудачники, а не клиенты, даже если в студии «3Т» об этом почему-то позабыли. Это было…
Забавно.
Пандора дослушала Хардкасла не перебивая, чуть склонив набок голову, сохраняя на лице дружелюбно безликую призрачную улыбку. Она привыкла к разного рода оправданиям: за свою жизнь Пандора слышала их столько, что впору было бы собирать коллекцию и выбирать самое лучшее, самое оригинальное, самое лживое, самое бесполезное, самое… Практически какое угодно – так уж вышло, что Пандора запомнила их все, начиная с наивных детских поводов не есть обед раньше десерта, и заканчивая теми, что изобретает Тайтес, когда задерживается с очередной девушкой, но хочет перед работодателем занятым и собранным человеком, а не разгильдяем нового мира, получившим в своё пользование слишком много удовольствий.
— Вы в самом деле верите, что у вас будет второй шанс, мистер Хардкасл? – вопросом на вопрос ответила Пандора, когда мужчина умолк, выжидательно глядя на неё. Естественно, верил: иначе зачем он вкладывал столько надежды в свою «не напрасно» проделанную работу и зачем не к месту вспоминал о своём молодом – в буквальном смысле, судя по всему, — помощнике, который действовал по инструкции, добиваясь… как он там сказал?..
— Болезненная точность ощущений – очень верные слова, чтобы описать ваш проект, мистер Хардкасл, — позволив второму шансу повиснуть в воздухе, продолжила Пандора. – И я действительно искала не этого. Обстоятельства сложились таким образом, что за истекшее почти столетие я стала владелицей нескольких предметов Лувра. Прекрасные вещи. Удивительные. И – абсолютно безжизненные.
Посредственный Джованни Бальоне и восхитительный Джованни Беллини, Кривелли, Боттичелли, Леонардо – все заперты в её коллекции в вакуумных боксах, вместе с трещинками, рассохшимися досками, необратимыми химическими реакциями и невоплощёнными чужими надеждами. Мертвецы в стеклянных гробах.
— Лувр 2019, вероятно, мечтал бы обладать тем ресурсом, который есть у меня, — продолжила Пандора, всё ещё не отводя взгляда от Байрона. Тому, кто плохо её знал, могло показаться, что сейчас она бравирует или доверяет если не самую большую свою тайну, то хотя бы одну из самых важных, но это было не так. Фонд «Leonardo», основанный для того, чтобы сохранять и реставрировать искусство «старого мира», был совершенно открытым для всех хобби Пандоры Саттон – одним из тех способов использовать свои возможности во благо, которые были Пандоре в самом деле по душе. Предлагать помощь предметам ведь гораздо проще, чем людям: предметы не нужно убеждать, не нужно играть с ними в долгие игры о якобы унизительной помощи и якобы припрятавшем камень в кармане благодетелем; не нужно ничего придумывать и изобретать. Предметы мертвы – они принимают всё, что им предлагают. Даже ещё одну смерть.
— Но увы. Вот только никакой радости от обладания тем, что мертво, на самом деле нет. Это уже не восхитительный Боттичелли, — знает он это имя или нет? Интересно. – Это просто куски краски на дереве в вакуумных боксах. Кое-что можно почистить, кое-что – даже восстановить. Я занимаюсь этим с переменным успехом. Не собственными, разумеется, руками, но всё же. Полагаю, я обратилась к вам, мистер Хардкасл, чтобы напомнить самой себе, как эти картины выглядели, когда висели в Лувре. Там, где над ними тряслись кураторы. Где ими восхищались студенты-искусствоведы. Где они были объектом поклонения и подражания. И ещё, буду откровенна, — Пандора снова мягко улыбнулась, на этот раз по-настоящему, — я собиралась убедиться, что не китайские туристы делают Леонардо – Леонардо. Но в этом вы меня подвели. Или меня подвела моя собственная память.
Было приятно наконец сформулировать, для чего на самом деле ей нужно было прошлое. Изящное оправдание того, зачем она обратилась в студию Хардкасла и для чего вернулась сюда после неудачи. Не вполне правдивое оправдание, но и не полностью ложное – Пандора давно не позволяла себе роскошь бесцельного существования, поэтому по привычке облекала каждое своё действие и решение в оболочку какой-нибудь пользы. Пользы для семьи; общества; Nova Corp.; Пфайцера. Пользы для неё самой и её образа, который всегда нуждался если не в буквальном смысле завершающих штрихах, то в некоторой ретуши и ситуативной корректировке. Пандора привыкла не тратить время попусту и приучила себя к мысли, что такого времени, выброшенного на ветер, в её жизни давно уже нет и быть не может. Но для чего-то же она пришла в «3Т» второй раз. По какой-то причине не отправила сюда Тайтеса с детальными инструкциями и правильными референсами. На самом деле вовсе не потому, что Пандора не могла доверить такое дело своему помощнику. В отличие от Хардкасла, могла. Но почему-то всё-таки не хотела, и ещё одним оправданием для визита были поиски ответа на вопрос: так почему?..
Вы здесь » Land of a Thousand Fables » darkside » neverwhere